| Popis: |
Статья посвящена первой профессиональной японской арфистке Иосие Абэ, которая стала одной из ведущих исполнительниц у себя на родине. Первое знакомство Абэ с инструментом произошло в Советском Союзе на уроках Ксении Эрдели — в 1930-е годы будущая арфистка служила стенографисткой японского посольства в Москве. Однако вскоре она была вынуждена спешно покинуть СССР, чтобы избежать ареста. В статье впервые публикуются письма японской исполнительницы к К. А. Эрдели, относящиеся к периоду 1966–1968 годов. Также представлен черновик письма, адресованного блистательной отечественной арфисткой своей ученице. Представленные письма Абэ — рассказы о себе — помогают детализировать ее путь к своему призванию, а также получить более точные сведения о творческой биографии исполнительницы. Корреспонденция также наполнена расспросами о судьбах К. А. Эрдели и других деятелей искусства, разумеется, коренным образом изменившихся — как и жизнь самой Иосие — за три десятилетия вынужденно прерванного общения. Конечно, переписка Абэ и Эрдели не могла обойтись и без обсуждения возможностей для повторной поездки — кстати, так и не состоявшейся — в СССР. The article is devoted to the first professional Japanese harpist Yoshie Abe, who became one of the leading performers in her homeland. Amazingly, she got her initial acquaintance with the instrument in the Soviet Union at the lessons of Ksenia Erdeli in the thirties of the last century, being at that moment a stenographer of the Japanese consulate in Moscow. However, soon the future harpist was forced to hastily leave the USSR in order to avoid arrest. For the first time, the article publishes letters from the Japanese performer to Ksenia Erdeli, relating to the period 1966–1968. And also a draft letter, addressed by the brilliant Russian harpist to her student. The presented letters of Abe — stories about herself — help to clarify her professional development, as well as to obtain more accurate information about the creative biography of the performer. The correspondence also contains questions about the fate of Erdeli and other artists, which, of course, were doomed to change — like the life of Yoshie herself — over the three decades of forced interruption of communication. Certainly, the correspondence between Abe and Erdeli could not do without discussing possibilities for another trip to the USSR, which, by the way, never took place. |
